17 июля 2012 года в 17 часов 30 минут президент Российской Федерации В.В. Путин подписал Указ «О мерах по ликвидации последствий стихийного бедствия – наводнения в Краснодарском крае».
Не хочу обвинять вас, дорогой мой читатель, в каких-то проступках, но есть у меня подозрение, что указа этого вы не читали. А если и прочли, то мельком, впопыхах, не вдумываясь, не впитывая, не благоговея. Это нехорошо.
Между тем, указ от 17 июля – явление незаурядное. Если вы совсем ничего не знаете о стране с именем Россия, если загадкой для вас являются её блистательные верхи, послушные и за всё благодарные низы, её нравы и обычаи, её тарифы и расценки – читайте этот указ. Он вас многому научит и на многое раскроет глаза.
Начинается указ кратким, эпически сдержанным предисловием: «6-7 июля 2012 г. на территории Краснодарского края произошло стихийное бедствие – наводнение, повлёкшее многочисленные человеческие жертвы и разрушения. Исходя из особо тяжких последствий этого стихийного бедствия и в целях ликвидации его последствий постановляю».
Прежде чем мы перейдем к постановляющей части указа с описанием разных неотложных мер, позвольте обратить внимание вот на какую данность. Указ подписан спустя десять дней после бедствия. К тому же под конец рабочего дня. То есть до исполнителей он дойдет, в лучшем случае, утром 12-го. И никак не раньше этого утра в больших, безукоризненно вылизанных кабинетах начнутся первые заседания «во исполнение».
Разумеется, мы с вами помним, как президент летал над скорбными местами. Уже на третий день он многим распорядился прямо из вертолета. И насчет потопа, и куда нацелить следствие, но перво-наперво – кому и сколько дать денег. Собственно, всё и всем было ясно уже после вертолета. Тем большее недоумение вызывает указ, увидевший свет полторы недели спустя, как говорится, к Маланьиному разговению.
Но не станем спешить с выводами. Указ велик, и время есть. Были бы вопросы, а уж ответы мы прямо в нем и сыщем.
Любой важный документ о большом народном несчастье в последние годы принято начинать с денег. Не стал исключением и первый пункт указа. Вот он:
«1. Правительству Российской Федерации оказать семьям погибших единовременную материальную помощь в размере 1 млн рублей. Администрации Краснодарского края оказать семьям погибших единовременную материальную помощь в таком же размере».
Два миллиона на семью – это деньги. Никогда до Путина государство Российское не было таким гуманным. Да и сам Путин, впервые применив эту методу, только нащупывал верную дорогу. Случилось это в августе 2000 года, после гибели атомного подводного крейсера «Курск». Подводные лодки тонули и раньше. И не только наши. Но никогда вокруг несчастья не громоздилось столько тупой лжи, нелепых обещаний, цинизма и откровенного бесстыдства. Мы только вступали в эру Путина, и многое было в диковинку.
Вначале компенсацию семьям погибших определили в 25 тысяч рублей за покойника. Это вызвало среди безутешных родственников гнев, готовый взорваться бунтом. Когда Путин, отдыхавший в Сочи, на шестой день после трагедии появился перед негодующим залом, казалось, что ему несдобровать.
Чудо произошло на глазах у всех. Оно пропало бы для истории, если бы в зале, тщательно зачищенном от прессы, не оказался случайно любимый Путиным корреспондент газеты «Коммерсант» Андрей Колесников. Казалось, в этот день Путина несло само вдохновение: «Одна женщина, жена механика с «Курска», подошла ко мне и сказала, что десять лет зарабатывала сыну на ученье. И вот муж погиб. И спросила, а нельзя ли получить зарплату мужа за десять лет вперед, чтобы выучить сына. Я подумал, что это будет справедливо. Каждому из погибших будет выплачено среднее жалованье офицера за десять лет вперед».
«Каждому из погибших» – это, понятно, оговорка, но кого это трогало? «Зал просто присмирел, – пишет далее корреспондент, – Люди стали шевелить губами, пытаясь прикинуть, сколько же это будет. Потом долго спорили, сколько это — среднее жалованье. Путин сначала сказал, что три тысячи в месяц, а потом заглянул в свои бумажки и извинился: шесть. Зал принялся было спорить и убеждать президента, что его обманули и офицеры столько не получают, но когда Путин объяснил им, что если принять его цифру, то семьи получат гораздо больше, возражать не стали».
Но и это был не конец дивной сказки, ставшей былью. Одна вдова, прибывшая с Украины, пожаловалась, что дома всё отберут налогами, и Путин мгновенно нашел выход: «Получите здесь наличными». Женщина из Дагестана сказал, что в «Курске» погиб её сын, но он гражданский специалист, формально он не член команды. «Конечно, – мгновенно отозвался Путин, – приравняем вашего сына к членам экипажа». Президент решал вечные бюрократические проблемы с такой легкостью, будто разгонял мух. Но даже его могущество, казалось, не сможет побороть тяжкое неверие. И тогда в бой пошла тяжелая артиллерия. Каждой пострадавшей семье, сказал Путин, мы дадим новую квартиру «в центральной части страны». И даже уточнил: «Это в Москве и Санкт-Петербурге».
Ничего удивительно, что газетный репортаж завершился так: «Встреча продолжалась два часа сорок минут. Он ушел с нее президентом этого народа, который только что готов был разорвать его».
И с деньгами, и с квартирами у наследников потом было множество бед и обид. Положения о компенсации были написаны какими-то безымянными идиотами. Все перессорились, переругались. Деньги то выдавали, то прекращали. Квартиры дали, но не тем и не там, где обещали. Впрочем, эти драмы находятся за пределами нашего рассмотрения. Нам же следует подчеркнуть, что, во-первых, Путин усмирял гнев людей не со своим, а с государственным карманом. И, во-вторых, все эти импровизации были незаконны, потому что в стране действовали совершенно другие законы о денежных компенсациях.
Разумеется, Путин это сознавал. «Он пожаловался, – писал «Коммерсант», – что у нас много запутанных законов, которые загоняют в угол любую проблему, и пообещал в этом случае обойти их все».
Напомню, что в августе 2000-го в Чечне шла большая война. На Грозный падали бомбы. Люди гибли ежедневно. Они теряли близких, квартиры, имущество. И как бы естественно было, что им не платили ничего. Но и семьям погибших воинов не давали квартир, а компенсации за рядового солдата, погибшего в бою, составляли до 40 тыс. рублей. За офицеров платили несколько больше. Но это теория. На деле и «похоронные», и так называемые «боевые» выплачивались нерегулярно и не полностью.
Вернувшись из Североморска, Путин не сделал ничего, чтобы распутать клубок законов, которые, по его признанию, «загоняют в угол любую проблему». Финансовое самоуправство президента, сделавшего себе звучную рекламу на собственных ошибках и казенных деньгах, не нашло осуждения ни в обществе, ни в государственных институтах. Шел первый год путинского президентства, сам он был ещё робок и пуглив, называл себя скромным служащим на временной зарплате, преданными демократическими взорами очаровывал «западных коллег».
Кто бы мог подумать, что из тихого отставного офицерика со стеснительной улыбочкой вырастет чудище, которое, играя царственными желваками, подгребет под себя армию, суд, прокуратуру, парламент, всю огромную страну? Попустительствуя расточительному беззаконию, пусть и в обертке неудержимой щедрости, общество зашагало к диктатуре, которое прирастет к России, как короста.
С того августа 2000-го, с трагедии подводного крейсера «Курск», без изменений в Конституции, без плебисцитов и иных народных волеизъявлений, сугубо явочным порядком в России утвердились два правила. Первое: погибший не равен погибшему, материальные потери, нравственные страдания и даже смерть граждан оцениваются начальством по произвольным, только ему, начальству, понятным прейскурантам. Второе: президент вправе по своему хотению, безотчетно, не обращая внимания на полномочия иных ветвей власти, залазить в государственный карман и выгребать из него ровно столько, сколько сочтет нужным, на цели, которые он сам определит.
Через полгода после «Курска» случилось наводнение в городе Ленске. Шел обильный паводок, бушевала слепая стихия, но лепту в бедствие внесли и непродуманные бомбардировки ледяных заторов, которым вовсю увлекалось МЧС. Погибли шесть человек, но материальный ущерб был огромен. Ленск далеко, Путин туда не летал, но денег из федерального бюджета дали. Использовали их скверно, компенсации оказались копеечными, дома, взамен смытых, строили на живую нитку. И даже десять лет спустя, в 2011-м году, президент Якутии отмечал, что «было выделено федеральных субсидий на сумму свыше 400 миллионов рублей, однако ни один ленчанин воспользоваться сертификатами пока не может».
Еще спустя полгода произошло разрушительное наводнение в Крымске. Не это, предыдущее. Погибли примерно 50 человек (точной цифры не сообщили). Путин не приезжал, особого шума не было, компенсацию платили без излишеств. Многие так ничего и не получили – от потопа до потопа. Но деньги из федеральной казны «для недопущения впредь» – дали. Их разворовали бесследно.
Потом были ужасные Дубровка и Беслан. О них разговор особый, поскольку федеральная власть полностью устранилась. Была серия терактов на Кавказе – с взрывами домов и автобусов, со случайными жертвами в перестрелках. Тут все воспринималось без всхлипов: на войне, как на войне. Компенсации зависели от откликов внутри и за рубежом. Больше шума – больше денег. Меньше шума – денег нет.
Особняком стоит пожар в пермском клубе «Хромая лошадь». Трагедия ужасная, 156 человек погибли. Большинство отравилось на месте, многие скончались мучительно и в госпиталях. Трагедия поставила вопрос: всякий ли пожар должно заливать бюджетными шлангами? «Хромая лошадь» – не бой и не школа. Это престижный частный клуб для избранных. Люди пришли погулять, повеселиться, оттянуться. Люди состоятельные, нарядные, элита краевого центра. Виновные, конечно, должны возместить потери и страдания. Но при чем тут бюджет? Каким учителям, врачам, библиотекарям следует урезать зарплату, чтобы в бюджете все сошлось, несмотря на не предусмотренные изъятия?
Но тут прилетел Путин, а он с пустыми руками не ездит. Ночью, в полководческой палатке, при тусклом свете походных фонарей, чем-то напоминающий уставшего с дороги Наполеона, Путин выбранил виновных, но велел заплатить. На семью, где погибшие – по 400 тыс. рублей из федерального бюджета и по 100 тыс. из бюджета Пермского края. Кроме того, те из пострадавших, кто уцелел, получили по 400 тыс. рублей.
Тут следует отметить вот какую особенность. Перед вдовами «Курска» Путин выступал в качестве «первого лица». Тоже не факт, что ему дозволено жонглировать казенными миллионами, на лету меняя законы. Все же щедрость-то – не из своего кармана.
Но президент, всенародно избранный… Он как бы помазанник Божий… Пусть себе попарит над законами.
Но вот пролетели первые восемь лет небожительства, и Путин стал совсем уж чиновником. То есть лицом назначенным, не избранным. Ему даже судебного иммунитета не положено. А уж метать в толпу миллионы, так и вовсе подсудно. Между прочим, за нечто подобное украинской премьерше Ю. Тимошенко дали семь лет тюрьмы. Но это так, к слову.
Между тем, звезды несчастья на медведевском небосклоне сошлись крупные и зловещие. Саяно-Шушенская ГЭС, август 09-го, 75 человек погибли. Шахта «Распадская», май 10-го, 109 горняков раздавлены насмерть, ещё пострадали более ста. «Булгария», несчастный теплоход с беспечными отдыхающими, июль 11-го, утонули 122 человека. Пожары в Центре, в считанные секунды уничтожавшие целые деревни.
Всем этим распорядился В. Путин. Д. Медведева до больших рублей так ни разу и не допустили. Лишь однажды он отметился присущей только ему исторической фразой. По поводу Саяно-Шушенской трагедии он посоветовал «не делать апокалиптических комментариев».
Почему на Саяно-Шушенской выплатили из бюджета по 1млн 100 тыс. рублей за погибшего, а на «Распадской» – по миллиону? Почему «Русгидро» обязали равняться на бюджет, а на «Распадской» обошлись остаточным принципом? И почему на соседней шахте, где почти одновременно завалило двух горняков, компенсации были вдвое меньше?
Когда В. Путин заговаривал семьи погибших подводников миллионами и квартирами, которыми он сыпал, как фокусник из шляпы, он объяснял это крайней бесхозностью доставшейся ему страны. Но вот прошло 12 лет его самовластья. Страна нарастающими темпами горит, тонет, взрывается. Но до сих пор нет нормального закона о компенсации жертвам слепых стихий, державного головотяпства, чиновных преступлений.
Ну, как же, возразит иной критик. А по миллиону за каждую жертву из краевого бюджета? Вместе с другими тратами на «ликвидацию последствий» это в полтора раза превышает суммы, выделенные на повышение зарплаты врачам и учителям Кубани?
Ну, а теперь, когда миллионов не стало – повысят или зажмут? Тут ведь как по законам Ломоносова-Лавуазье. Ежели где чего прибудет, то в другом месте непременно убудет.
Во второй части этого повествования мы увидим, в чем и почему так разительно расходятся законы Ломоносова-Лавуазье, с одной стороны, и указы Путина-Ткачева – с другой.
ВЛАДИМИР НАДЕИН
Не хочу обвинять вас, дорогой мой читатель, в каких-то проступках, но есть у меня подозрение, что указа этого вы не читали. А если и прочли, то мельком, впопыхах, не вдумываясь, не впитывая, не благоговея. Это нехорошо.
Между тем, указ от 17 июля – явление незаурядное. Если вы совсем ничего не знаете о стране с именем Россия, если загадкой для вас являются её блистательные верхи, послушные и за всё благодарные низы, её нравы и обычаи, её тарифы и расценки – читайте этот указ. Он вас многому научит и на многое раскроет глаза.
Начинается указ кратким, эпически сдержанным предисловием: «6-7 июля 2012 г. на территории Краснодарского края произошло стихийное бедствие – наводнение, повлёкшее многочисленные человеческие жертвы и разрушения. Исходя из особо тяжких последствий этого стихийного бедствия и в целях ликвидации его последствий постановляю».
Прежде чем мы перейдем к постановляющей части указа с описанием разных неотложных мер, позвольте обратить внимание вот на какую данность. Указ подписан спустя десять дней после бедствия. К тому же под конец рабочего дня. То есть до исполнителей он дойдет, в лучшем случае, утром 12-го. И никак не раньше этого утра в больших, безукоризненно вылизанных кабинетах начнутся первые заседания «во исполнение».
Разумеется, мы с вами помним, как президент летал над скорбными местами. Уже на третий день он многим распорядился прямо из вертолета. И насчет потопа, и куда нацелить следствие, но перво-наперво – кому и сколько дать денег. Собственно, всё и всем было ясно уже после вертолета. Тем большее недоумение вызывает указ, увидевший свет полторы недели спустя, как говорится, к Маланьиному разговению.
Но не станем спешить с выводами. Указ велик, и время есть. Были бы вопросы, а уж ответы мы прямо в нем и сыщем.
Любой важный документ о большом народном несчастье в последние годы принято начинать с денег. Не стал исключением и первый пункт указа. Вот он:
«1. Правительству Российской Федерации оказать семьям погибших единовременную материальную помощь в размере 1 млн рублей. Администрации Краснодарского края оказать семьям погибших единовременную материальную помощь в таком же размере».
Два миллиона на семью – это деньги. Никогда до Путина государство Российское не было таким гуманным. Да и сам Путин, впервые применив эту методу, только нащупывал верную дорогу. Случилось это в августе 2000 года, после гибели атомного подводного крейсера «Курск». Подводные лодки тонули и раньше. И не только наши. Но никогда вокруг несчастья не громоздилось столько тупой лжи, нелепых обещаний, цинизма и откровенного бесстыдства. Мы только вступали в эру Путина, и многое было в диковинку.
Вначале компенсацию семьям погибших определили в 25 тысяч рублей за покойника. Это вызвало среди безутешных родственников гнев, готовый взорваться бунтом. Когда Путин, отдыхавший в Сочи, на шестой день после трагедии появился перед негодующим залом, казалось, что ему несдобровать.
Чудо произошло на глазах у всех. Оно пропало бы для истории, если бы в зале, тщательно зачищенном от прессы, не оказался случайно любимый Путиным корреспондент газеты «Коммерсант» Андрей Колесников. Казалось, в этот день Путина несло само вдохновение: «Одна женщина, жена механика с «Курска», подошла ко мне и сказала, что десять лет зарабатывала сыну на ученье. И вот муж погиб. И спросила, а нельзя ли получить зарплату мужа за десять лет вперед, чтобы выучить сына. Я подумал, что это будет справедливо. Каждому из погибших будет выплачено среднее жалованье офицера за десять лет вперед».
«Каждому из погибших» – это, понятно, оговорка, но кого это трогало? «Зал просто присмирел, – пишет далее корреспондент, – Люди стали шевелить губами, пытаясь прикинуть, сколько же это будет. Потом долго спорили, сколько это — среднее жалованье. Путин сначала сказал, что три тысячи в месяц, а потом заглянул в свои бумажки и извинился: шесть. Зал принялся было спорить и убеждать президента, что его обманули и офицеры столько не получают, но когда Путин объяснил им, что если принять его цифру, то семьи получат гораздо больше, возражать не стали».
Но и это был не конец дивной сказки, ставшей былью. Одна вдова, прибывшая с Украины, пожаловалась, что дома всё отберут налогами, и Путин мгновенно нашел выход: «Получите здесь наличными». Женщина из Дагестана сказал, что в «Курске» погиб её сын, но он гражданский специалист, формально он не член команды. «Конечно, – мгновенно отозвался Путин, – приравняем вашего сына к членам экипажа». Президент решал вечные бюрократические проблемы с такой легкостью, будто разгонял мух. Но даже его могущество, казалось, не сможет побороть тяжкое неверие. И тогда в бой пошла тяжелая артиллерия. Каждой пострадавшей семье, сказал Путин, мы дадим новую квартиру «в центральной части страны». И даже уточнил: «Это в Москве и Санкт-Петербурге».
Ничего удивительно, что газетный репортаж завершился так: «Встреча продолжалась два часа сорок минут. Он ушел с нее президентом этого народа, который только что готов был разорвать его».
И с деньгами, и с квартирами у наследников потом было множество бед и обид. Положения о компенсации были написаны какими-то безымянными идиотами. Все перессорились, переругались. Деньги то выдавали, то прекращали. Квартиры дали, но не тем и не там, где обещали. Впрочем, эти драмы находятся за пределами нашего рассмотрения. Нам же следует подчеркнуть, что, во-первых, Путин усмирял гнев людей не со своим, а с государственным карманом. И, во-вторых, все эти импровизации были незаконны, потому что в стране действовали совершенно другие законы о денежных компенсациях.
Разумеется, Путин это сознавал. «Он пожаловался, – писал «Коммерсант», – что у нас много запутанных законов, которые загоняют в угол любую проблему, и пообещал в этом случае обойти их все».
Напомню, что в августе 2000-го в Чечне шла большая война. На Грозный падали бомбы. Люди гибли ежедневно. Они теряли близких, квартиры, имущество. И как бы естественно было, что им не платили ничего. Но и семьям погибших воинов не давали квартир, а компенсации за рядового солдата, погибшего в бою, составляли до 40 тыс. рублей. За офицеров платили несколько больше. Но это теория. На деле и «похоронные», и так называемые «боевые» выплачивались нерегулярно и не полностью.
Вернувшись из Североморска, Путин не сделал ничего, чтобы распутать клубок законов, которые, по его признанию, «загоняют в угол любую проблему». Финансовое самоуправство президента, сделавшего себе звучную рекламу на собственных ошибках и казенных деньгах, не нашло осуждения ни в обществе, ни в государственных институтах. Шел первый год путинского президентства, сам он был ещё робок и пуглив, называл себя скромным служащим на временной зарплате, преданными демократическими взорами очаровывал «западных коллег».
Кто бы мог подумать, что из тихого отставного офицерика со стеснительной улыбочкой вырастет чудище, которое, играя царственными желваками, подгребет под себя армию, суд, прокуратуру, парламент, всю огромную страну? Попустительствуя расточительному беззаконию, пусть и в обертке неудержимой щедрости, общество зашагало к диктатуре, которое прирастет к России, как короста.
С того августа 2000-го, с трагедии подводного крейсера «Курск», без изменений в Конституции, без плебисцитов и иных народных волеизъявлений, сугубо явочным порядком в России утвердились два правила. Первое: погибший не равен погибшему, материальные потери, нравственные страдания и даже смерть граждан оцениваются начальством по произвольным, только ему, начальству, понятным прейскурантам. Второе: президент вправе по своему хотению, безотчетно, не обращая внимания на полномочия иных ветвей власти, залазить в государственный карман и выгребать из него ровно столько, сколько сочтет нужным, на цели, которые он сам определит.
Через полгода после «Курска» случилось наводнение в городе Ленске. Шел обильный паводок, бушевала слепая стихия, но лепту в бедствие внесли и непродуманные бомбардировки ледяных заторов, которым вовсю увлекалось МЧС. Погибли шесть человек, но материальный ущерб был огромен. Ленск далеко, Путин туда не летал, но денег из федерального бюджета дали. Использовали их скверно, компенсации оказались копеечными, дома, взамен смытых, строили на живую нитку. И даже десять лет спустя, в 2011-м году, президент Якутии отмечал, что «было выделено федеральных субсидий на сумму свыше 400 миллионов рублей, однако ни один ленчанин воспользоваться сертификатами пока не может».
Еще спустя полгода произошло разрушительное наводнение в Крымске. Не это, предыдущее. Погибли примерно 50 человек (точной цифры не сообщили). Путин не приезжал, особого шума не было, компенсацию платили без излишеств. Многие так ничего и не получили – от потопа до потопа. Но деньги из федеральной казны «для недопущения впредь» – дали. Их разворовали бесследно.
Потом были ужасные Дубровка и Беслан. О них разговор особый, поскольку федеральная власть полностью устранилась. Была серия терактов на Кавказе – с взрывами домов и автобусов, со случайными жертвами в перестрелках. Тут все воспринималось без всхлипов: на войне, как на войне. Компенсации зависели от откликов внутри и за рубежом. Больше шума – больше денег. Меньше шума – денег нет.
Особняком стоит пожар в пермском клубе «Хромая лошадь». Трагедия ужасная, 156 человек погибли. Большинство отравилось на месте, многие скончались мучительно и в госпиталях. Трагедия поставила вопрос: всякий ли пожар должно заливать бюджетными шлангами? «Хромая лошадь» – не бой и не школа. Это престижный частный клуб для избранных. Люди пришли погулять, повеселиться, оттянуться. Люди состоятельные, нарядные, элита краевого центра. Виновные, конечно, должны возместить потери и страдания. Но при чем тут бюджет? Каким учителям, врачам, библиотекарям следует урезать зарплату, чтобы в бюджете все сошлось, несмотря на не предусмотренные изъятия?
Но тут прилетел Путин, а он с пустыми руками не ездит. Ночью, в полководческой палатке, при тусклом свете походных фонарей, чем-то напоминающий уставшего с дороги Наполеона, Путин выбранил виновных, но велел заплатить. На семью, где погибшие – по 400 тыс. рублей из федерального бюджета и по 100 тыс. из бюджета Пермского края. Кроме того, те из пострадавших, кто уцелел, получили по 400 тыс. рублей.
Тут следует отметить вот какую особенность. Перед вдовами «Курска» Путин выступал в качестве «первого лица». Тоже не факт, что ему дозволено жонглировать казенными миллионами, на лету меняя законы. Все же щедрость-то – не из своего кармана.
Но президент, всенародно избранный… Он как бы помазанник Божий… Пусть себе попарит над законами.
Но вот пролетели первые восемь лет небожительства, и Путин стал совсем уж чиновником. То есть лицом назначенным, не избранным. Ему даже судебного иммунитета не положено. А уж метать в толпу миллионы, так и вовсе подсудно. Между прочим, за нечто подобное украинской премьерше Ю. Тимошенко дали семь лет тюрьмы. Но это так, к слову.
Между тем, звезды несчастья на медведевском небосклоне сошлись крупные и зловещие. Саяно-Шушенская ГЭС, август 09-го, 75 человек погибли. Шахта «Распадская», май 10-го, 109 горняков раздавлены насмерть, ещё пострадали более ста. «Булгария», несчастный теплоход с беспечными отдыхающими, июль 11-го, утонули 122 человека. Пожары в Центре, в считанные секунды уничтожавшие целые деревни.
Всем этим распорядился В. Путин. Д. Медведева до больших рублей так ни разу и не допустили. Лишь однажды он отметился присущей только ему исторической фразой. По поводу Саяно-Шушенской трагедии он посоветовал «не делать апокалиптических комментариев».
Почему на Саяно-Шушенской выплатили из бюджета по 1млн 100 тыс. рублей за погибшего, а на «Распадской» – по миллиону? Почему «Русгидро» обязали равняться на бюджет, а на «Распадской» обошлись остаточным принципом? И почему на соседней шахте, где почти одновременно завалило двух горняков, компенсации были вдвое меньше?
Когда В. Путин заговаривал семьи погибших подводников миллионами и квартирами, которыми он сыпал, как фокусник из шляпы, он объяснял это крайней бесхозностью доставшейся ему страны. Но вот прошло 12 лет его самовластья. Страна нарастающими темпами горит, тонет, взрывается. Но до сих пор нет нормального закона о компенсации жертвам слепых стихий, державного головотяпства, чиновных преступлений.
Ну, как же, возразит иной критик. А по миллиону за каждую жертву из краевого бюджета? Вместе с другими тратами на «ликвидацию последствий» это в полтора раза превышает суммы, выделенные на повышение зарплаты врачам и учителям Кубани?
Ну, а теперь, когда миллионов не стало – повысят или зажмут? Тут ведь как по законам Ломоносова-Лавуазье. Ежели где чего прибудет, то в другом месте непременно убудет.
Во второй части этого повествования мы увидим, в чем и почему так разительно расходятся законы Ломоносова-Лавуазье, с одной стороны, и указы Путина-Ткачева – с другой.
ВЛАДИМИР НАДЕИН
Комментариев нет:
Отправить комментарий