Самая опасная ситуация — когда народ безмолвствует, особенно если он безмолвствует слишком долго

Философ Александр Секацкий — о пользе и вреде политики

 

Вспышка политической активности в сегодняшней России и заметная растерянность власти на этом фоне заставляют поставить вопрос совсем не риторический, а очень даже деловой и простой, в духе кота Матроскина: «А какая польза от этой политики? Может, от нее вообще один только вред?»

Попробуем ответить, разобравшись одновременно с устойчивой иллюзией, возникающий в эшелонах государственного управления по мере того, как слабеет вмешательство граждан в работу этих самых эшелонов. Итак: пусть каждый занимается своим делом, не  отвлекаясь на вопросы государственные, превосходящие частное разумение, — и тогда, сложив наши созидательные усилия, мы получим богатеющее общество, живущее в стабильности, а не в раздрае, получим державу, предмет совместной гордости. Этой незатейливой мысли примерно 2,5 тыс. лет, если  вести отсчет от Платона. Время опровергало ее безжалостно — но всё равно кажется, что на этот раз, в этой стране, при этом лидере, президенте, суверене всё наконец получится и государство (и общество!) обойдется без помех, без «специалистов по словам», которых на всех важнейших участках заменят люди дела. И какая экономия будет!

Мысль об экономии является прямо-таки навязчивой: использование кратчайших звеньев управления — звеньев чисто технических, командных вместо куда более дорогих и хрупких публичных, политических кажется чрезвычайно выгодным. Выгодным и для управляющих, и для управляемых. Истина, однако, в том, что в действительности пресловутая экономия не выгодна ни тем, ни другим. С управляемыми понятно: у них рано или поздно возникнет вопрос: да за кого же нас держат? И вскоре встанет следующий вопрос: доколе? — причем вопрос этот не будет напрямую зависеть от достигнутого уровня благосостояния (что мы и видим сегодня). С точки зрения общества эксклюзивное задействование быстрых передаточных звеньев оборачивается тяжелой расплатой: уровень коррупции тут же возрастает на порядок, ибо косноязычные или безмолвные контролеры денежных потоков не обидят себя ни при каких обстоятельствах.

Но и для управляющих привычка обходиться без политики (в изначальном, античном смысле этого слова) ничего хорошего не сулит. Защита управленческих механизмов от постороннего вмешательства (например, опять же, вмешательства со стороны собственных граждан) начинает  требовать все больших и больших затрат, да и само вмешательство начинает казаться пугающим, нарушающим status quo. А монополизация публичных площадок косноязычными пресс-секретарями и прочими глашатаями, явно не дружащими с нормами русского языка, вызывает досаду даже у людей дела, не говоря уже об интеллигенции.

И вот, пока на поверхности царят тишь да гладь, в глубине подспудно накапливаются скрытые напряжения: так зреет отложенный соблазн. Однажды он взорвется как бомба, ведь часовой механизм тикает, но кто же его услышит, если всё схвачено? События в России еще раз подтверждают совсем не новое правило: ни компетентные управленцы, ни самые искусные царедворцы не заменят публичных политиков, открыто, гласно ведущих борьбу за умы и сердца избирателей. И на этот случай — прямо скажем, отнюдь не редкий — чрезвычайно полезно иметь прививку в виде «действующей модели ада», как образно выразился однажды по другому поводу писатель Павел Крусанов, поскольку тогда нет ничего спасительнее живого очага политического противоборства, того, что греки называли «агон». Совсем не лишней оказывается даже специальная забота, предварительное культивирование состязательности на всех уровнях, включая высший — в этом отношении политическая система США, одна из самых стабильных в мире, достойна пристального изучения: ясно ведь, что не только печатный станок и электронные технологии лежат в основе впечатляющих успехов Америки. Среди прочего бурные события «арабской весны» продемонстрировали, что отсутствие действующей модели приводит к неминуемому вторжению самого ада. Прививка не была сделана, и первый же взрыв отложенного соблазна в Тунисе привел к детонации и развалу соседних режимов, которые вроде бы спокойно существовали в течение десятилетий и наверняка казались себе очень прочными, их «национальные лидеры» уж точно думали, что у них всё схвачено. В том, что Россия избежала этого сценария, нет заслуг власти, нет какой-то особой предусмотрительности государственных мужей, даже стабильно высокие цены на нефть не спасли бы от взрыва, примером чему может служить Ливия.

Кстати, попытки перенять цивилизованное оформление витрины государственности были — все-таки, что называется, думали в эту сторону. На гребне благополучия была искусственно создана оппозиционная партия — чтобы всё обстояло как в лучших домах. В партию были направлены служивые люди, нашелся и лидер, человек необычного ума, прямо-таки редкостный мудрец с тремя высшими образованиями. Но не помогло, не сработало, действующей модели не получилось, получилась дурилка картонная, которая мало кого ввела в заблуждение. Скорее даже добавился еще один источник полуосознанного внутреннего возмущения: считают, что с нами так можно и именно так нужно. А вкупе со столь же бутафорскими «дебатами» в Госдуме, где настоящая политическая состязательность даже не ночевала, картина вышла безрадостная.

Островки, или, лучше сказать, оазисы действительной конфликтной публичности обеспечили вовсе  не партии, а блогеры и художественные группировки, объединения арт-пролетариата. Движение синих ведерок, акции группы «Война» и другие подобные «пустяки», впрочем, крайне досадные для власти — вот что в действительности предотвратило взрыв слепой ярости и не позволило превратить Болотную площадь в площадь Тахрир.

Когда еще один мудрый человек, спикер Грызлов проговорился, что «парламент не место  для дискуссий», он всего лишь озвучил очевидную для административного сословия мысль, что «серьезные люди должны заниматься реальной политикой». Это значит раздавать указания, разруливать нестыковки, контролировать денежные потоки, а в применении к участку работы, который доверили спикеру, — принимать законы с максимально возможной скоростью, то есть на свой лад (раз уж так принято, ничего не поделаешь) проштамповывать входящие бумаги... Вопреки видимости такая «реальная» политика очень далека от реальности, она порождает административные галлюцинации относительно того, что есть общество, и манию величия относительно собственного предназначения. Когда же реальность все-таки заявляет о себе и свобода  востребуется как нечто, подобающее каждому человеку, — тогда и приходит расплата за неуместную экономию публичности, гласности и состязательности. И за отсутствие сверхзадачи, без которой историческое бытие такой страны, как Россия, — ущербно.

Самая опасная ситуация — когда народ безмолвствует, особенно если он безмолвствует слишком долго. Если «поддержка избирателей» близка к стопроцентной (причем без каких-либо специальных махинаций с бюллетенями), это может вызвать административный восторг, но у человека, знакомого с историей и кое-что понимающего в социальной психологии, подобное положение вещей вызовет тревогу; не случайно устойчивые, уверенные в себе демократии бдительно следят за перевесом побеждающей стороны, и если этот перевес становится слишком большим, например превышает 20%, элита принимает меры (на уровне социального инстинкта, свойственного жизнеспособной политической элите в отличие от простой административной накипи).

Таков баланс пользы и вреда политики, вполне доступный разумению даже кота Матроскина. Как мы помним, практичный кот был сторонником экономии, но тут он сказал бы: «Э, нет, на этом экономить — себе дороже».

 

http://www.izvestia.ru/news/515459