Продолжение
Я понял так: Борис может выехать из страны, но
должен расплатиться с любовницей бриллиантами. Но даже в этом случае, он не
доверял ей.
На следующее утро я встал довольно поздно. Я
плохо спал, в эту ночь мне приснился огромный скорпион, весь в огне, пытавшийся
спастись и, когда не смог, убивший себя, ужалив хвостом свою голову.
Должностные лица Министерства культуры и
Госконцерта одобряли мою деятельность. Все хорошо относились ко мне, я же,
вдруг, всё поставил на карту из-за какого-то цыгана. Это было смешно, глупо,
безрассудно и, главное, опасно. Я мог уехать домой и никогда не возвращаться в
Россию, но сегодня меня пригласили на обед с Глиной Брежневой. Отступать не
было смысла, даже если отец её скоро умрёт, неразумно раздражать её, пока он
жив.
Галина Брежнева выглядела совсем не так, как я её
себе представлял. За сорок, ростом 5 фунтов, 6 дюймов, стройная, с большой
грудью, выделяющейся под белой вышитой шёлковой блузкой.
Драгоценности были повсюду, будто она достала все
драгоценности из шкатулки и надела на себя. Большая бриллиантовая брошь
украшала блузку, в ушах сверкали большие бриллиантовые серьги, алмазы в кольцах
и браслетах. Но особое внимание, несмотря на весь этот блеск, привлекала
золотая цепь, несколько раз обёрнутая вокруг шеи и поддерживающая массивные
золотые часы стариной работы.
Она была окружена особой аурой. Галина вошла как
правитель, дающий аудиенцию своим подданным. Она напомнила мне Бетти Дэвис в
одной из её, действительно сволочных, ролей.
Выглядела надменно, но. Несмотря на все эти
драгоценности, у неё был стиль. К каждому из нас она подошла по очереди,
предлагая руку для поцелуя, причём, сделано это было более в стиле папы
Римского, чем королевы. Когда она остановилась около меня, я смог рассмотреть
её светло-карие глаза по очень густыми бровями, унаследованными от отца. У неё
была хорошая кожа; Галина не злоупотребляла косметикой, и можно было заметить
веснушки. Нос прямой, твёрдый подбородок. Красивые полные губы прикрывали
замечательные белые зубки. Я разглядел их, когда она улыбнулась мне и,
повернувшись к Борису, спросила:
- Это и есть ваш друг, импресарио из Лондона?
Я думаю, ей стоило чаще смеяться, она сразу же
стала выглядеть моложе. Сев около меня, Галина не обращала внимания на других
гостей, забыв даже поздороваться со своим дядюшкой.
- Я много слышала о вас, - сказала она и
добавила, когда я поднял голову. – конечно, только хорошее. Пожалуйста, налейте
мне джин с тоником. – Пока я искал бутылку джина и повернулся к ней, чтобы
спросить, сколько налить джина, она громко произнесла фразу, предназначавшуюся
для всех:
- Сразу легко опознать джентльмена по его
отношению к женщине – не то, что эти деревенские мужики вокруг нас!
К моему удивлению, те, кому непосредственно
относилось это оскорбление, восприняли как остроумную шутку. Они долго и громко
смеялись. Но она ещё не закончила:
- Послушайте, знаете, чего нам не хватает в этой
стране? Манер, воспитания, в России всё делается мускулами, но не мозгами.
Это было слишком, особенно для человека из МХАТа.
- Но, Галина, - возразил он.
- Не говорите мне «Галина»! Вы вообще не имеете
право говорить. Я видела вашу последнюю постановку, это нечто ужасное, в ней
нет смысла. Вы считаете её хорошей, но это ерунда, дешевка!
Я почувствовал жалость к этому человеку, он сидел
безмолвно, как маленький мальчик, наказанный своим гувернёром.
- Как вы можете говорить такие вещи! – воскликнул
находившийся здесь же моряк, кажется, адмирал. – У нас такая прекрасная музыка,
балет, весь мир восхищается нами!
- Весь мир! – усмехнулась Галина. – Весь мир
живёт нормальной жизнью, я говор о цивилизации, а не о нескольких балетах или
композиторах. Как противно это слышать, везде всё одинаково. Мы никогда не
достигнем прогресса. Однако, нами восхищается мир, за что? За нашу музыку и
балет! И это всё?
Все молчали. От неловкости я готов был
провалиться сквозь землю. Казалось, они меня не замечали, забыв, что всё это говорилось
перед иностранцем. Теперь я мог понять Бориса.
- Но, мадам, - тихо сказал я, - всё не так плохо. Я недавно узнал, что Борис
Буряца принят в Большой театр – теперь весь мир будет восхищаться так же и
вашей оперой.
Это сработало. Все вздохнули спокойно. Галина
истерично рассмеялась и, нарочито обняв меня, расцеловала в обе щёки. Я ощутил
сильный запах духов Шанель №5. Она открыла красивую крокодиловую сумочку и,
достав 10-копеечную монету, торжественно протянула её мне.
- Такая шутка по старинной русской традиции
должна быть оплачена. – Она уже пила третью порцию джина русской дозы.
Атмосфера разрядилась. Борис подошел к нам, и сказал Галине:
- Прекрати соблазнять его! Он женатый человек, и
его жена красивая и приятная леди!
Наступило время обеда. Официанты накрыли стол.
Весь обслуживающий персонал был здесь, ожидая указаний Бориса и его важных гостей. Конечно, они слышали всё,
что здесь говорилось о Советской стране и её народе. И это, вновь, заставило
меня подумать о той огромной власти, которой обладала Галина Брежнева. Только
дочь русского правителя могла произносить свои мысли вслух.
Обед был великолепный. Русский борщ с мясными
пирожками, тушеное мясо с овощами, московское мороженое с фруктами. Когда
подали кофе, Галина взяла меня за руку и отвела в угол комнаты.
- Как зовут жену? – спросила она.
- Улла, мадам.
- не называйте меня «мадам», - сказала она, как
капризный ребёнок. – Зовите меня Галя, вся моя семья зовёт меня так.
Галя вновь открыла сумочку, достала золотые часы,
наподобие тех, которые висели на ней, и, протянув их мне, сказала:
- Пожалуйста, передайте своей жене с моими
наилучшими пожеланиями, я надеюсь вскоре с ней встретиться.
- Но я не могу этого принять, это слишком дорогой
подарок!
Я перехватил взгляд Бориса, он делал знаки, указывая,
что я должен принять этот дар. В конце
концов, я сдался и взял часы для Уллы.
Когда я поцеловал руку Галины с словами
благодарности, у меня возникло впечатление, что её ноготки. Намеренно, прошлись
по моим губам.
Затем она спросила о моих делах в Москве:
- Всё ли вам удалось решить относительно
гастролей Хачатуряна в Лондоне?
- Да, спасибо, почти всё, кроме одной вещи, но
это скучные будни моего бизнеса, и мне не хотелось бы беспокоить вас по этому
поводу.
- Нет, расскажите мне, - казалось, что это было
её действительно интересно. И я рассказал ей о трудностях с получением
разрешения от Госконцерта на запись для телевидения концерта Хачатуряна, что
помогло бы решить мои финансовые проблемы.
Галина слушала, но мне казалось, что моя проблема
для неё столь ничтожна, что она готова забыть о ней, как только мы расстанемся.
Это случилось очень скоро, когда Борис предложил отвести меня в «Метрополь».
Гости стали собираться, Галина не двинулась.
Когда Борис сказал ей, что скоро вернётся, было ясно, что по возвращении он
найдёт её в своей постели. Подъехав к «Метрополю», Борис выключил двигатель и
спросил:
- О чём ты говорил с ней так долго? И что она
тебе дала?
- Я показал ему часы и предложил, чтобы он вернул
их Галине.
- Не будь дураком! – Борис почти закричал. –
Вернуть обратно! Он будет вне себя. Галине нельзя возвращать её подарки, если
не хочешь неприятностей.
Я описал ему всю нашу беседу, и он успокоился.
Помолчав, спросил:
- Ну и что ты о ней думаешь?
Что мне было ответить? То, что, поначалу, она мне
очень понравилась, а потто и напугала. Или сказать ему: «Я думаю, что она тебя
любит. Но упаси бог, не хотел бы я быть на твоём месте!» Мгновенно просчитав
все варианты, я сказал:
- Она привлекательна, ноты должен быть осторожен,
когда имеешь с ней дело. Я думаю, что, возможно, она тебя любит, но по-своему.
Борис усмехнулся на мои последние слова:
- Ты думаешь, она любит меня? Я уверен, что она
меня любит, но, как черный паук, она обвила меня всего паутиной. Ты помнишь, я
представил тебя её дядюшке. Он поручила ему следить за мной, его фамилия
Цвигун. Старая зануда. Он всегда рядом, чтобы присматривать за мной, когда её
нет, и я вынужден играть с ним в карты. Он любит карты и не любит проигрывать.
Он плохой игрок, и мне не только приходится с ним играть, но и поддаваться ему.
Меня не волнует, сколько рублей я ему проиграю, но если бы он не был такой
занудой! О, Господи, я сыт по горло, мне надо выбраться из этого, иначе я сойду
с ума. – Борис замолчал, потом сказал: - ну и ладно, а пока мне пора
возвращаться. Кстати, не хотелось бы поехать вместо меня, а?
Я поспешно отклонил это, даже в шутку, опасное
предложение. Борис порылся в своей маленькой сумочке и достал очередной драгоценный
камень, он был светло-пурпурным и прекрасно обработанным.
- Это прощальный подарок для тебя – александрит,
я купил его у старой дамы в Ленинграде несколько лет назад, и заплатил 10 тысяч
рублей.
Я отверг его подарок.
- Хорошо, - сказал Борис, - купи его у меня за ту
же цену. Это недорого, ведь в нём более пяти карат.
- Послушай Борис, во-первых, у меня нет таких
денег, и, во-вторых, я не разбираюсь в александритах.
Но он силком сунул камень в мой карман, и я
сдался. Быстро выйдя из машины, попрощался: «Увидимся в августе». Борис не
помедлил, потом резко тронулся и влился в поток машин.
Мой самолёт должен был вылететь из Москвы около 5
часов. В аэропорт меня отвёз один из руководителей Госконцерта.
В Шереметьево, когда я брал багаж с заднего
сидения машины, я почувствовал, вдруг, лёгкое прикосновение к плечу. Передо мной
стоял огромный человек, выглядевший как полицейский в штацком. Поначалу я
испугался, потом успокоился, подумав о том, что ни один полицейский не пойдёт
на арест с огромным букетом гвоздик.
- Вы импресарио из Лондона? – спросил он.
Я признался, и он протянул мне букет, сказав:
- Это цветы для вашей жены с сердечными
пожеланиями от Галины Брежневой.
Мой рот открылся в безмолвном удивлении.
Детина помолчал, потом заговорил:
- Галина Леонидовна просила, чтобы вы довезли эти
цветы до вашей жены целыми и такими же свежими. Она сама их подбирала.
Счастливого пути.
Когда самолёт вылетел, букет упал с сиденья на
пол, я быстро поднял цветы, и только тогда заметил в них небольшую записку: «Уважаемый
маэстро. Мне доставило удовольствие встретиться с вами. Что касается разрешения
на телевизионную запись концерта Хачатуряна, то оно вам предоставлено. С наилучшими
пожеланиями. Галя»
Источник - журнал Интерпол Москва 1992 год.
Перевод Алексея Коробейникова.