Я не сдался

Бывший начальник МУРа полковник Александр ТРУШКИН в интервью «Новой газете» — о том, что на самом деле происходит в московской полиции
— Давайте начнем с главного: почему ушли из МУРа за две недели до того, как вам должны были присвоить звание генерала? (Мы давно знаем друг друга и на «ты», но есть правила газетного этикета — потому буду выкать.) К тому же многие москвичи связывали именно с вами надежды на реальную реформу столичной полиции…
— Я не гонюсь за генеральскими званиями. Я ушел от маразма, который сейчас там образовался. Другими словами, потому, что в погоне за статистикой, «палками», «галками» нет никакой работы. Стало даже хуже, чем раньше: тонны бумаг, бесконечные совещания, а на земле работать некому. Я не буду участвовать в этой «палочной» системе и никогда не участвовал. Хотя и знаю, что можно этими дутыми цифрами манипулировать, не выходя из кабинета, но для меня на первом месте — реальные раскрытия преступлений, а не «палочки» и то, как красиво доложить руководству.
— На недавней итоговой коллегии столичного главка министр Колокольцев заявил, что московскую полицию ожидает комплексная проверка. Еще он выразил озабоченность манипуляциями со статистикой и ростом жалоб граждан на отказы полицейских принимать заявления. Им было сказано, цитирую: «Я еще раз предупреждаю: прекратите практику перевода сотрудников из регионов, где работали». Это камень в огород начальника столичной полиции Анатолия Якунина, он же приехал из Орла и привел с собой земляков?
— Министру виднее. Я думаю, что Владимир Александрович увидел: в Москве пошли не по тому направлению. Он всегда призывал к живой работе, боролся за раскрытие конкретных преступлений, за взаимодействие между службами. А сейчас, как я уже говорил, происходит полный раздрай и работа на статистику. Понимаете, приезжие сотрудники, которых назначают на высокие должности, в основном не понимают московской специфики. У них раньше были небольшие участки, где все друг друга знают, а в Москве за каждым углом — сюрпризы. Например, в любой области уже заранее известно, кто в конкретный ресторан ходит, какая группировка и какой контингент. И когда там начинается драка или стрельба, то вычислить всегда можно. А в столице в рестораны ходит кто угодно и когда угодно. И когда начинают спрашивать: «А почему ты не знал, что в этом ресторане будет драка или стрельба?» — как отвечать? Это маразм и дебилизм…
— Давайте вернемся в 2012 год, когда вы возглавили МУР. Что сразу смутило?
— Когда я стал разбираться по отделам, то понял: руководители достаточно слабые. Пришлось чистить и менять. Кто захотел меняться и обучаться, тот остался…
— А что значит — слабые руководители?
— Ну они не знают, где их подчиненные, что они делают и с кем встречаются. Не знают и не читают даже материалы дел, которые у них находятся. Я вынужден был вызывать рядовых сотрудников, чтобы они мне докладывали, потому что руководители не вникали в суть и не интересовались. Все было на самотеке. В шесть часов все бегут домой, с людьми на земле никто не хочет работать.
— Вас пытались купить?
— Меня и раньше пытались купить. Напрямую — нет, а подходы через подчиненных искали. Я слышал, что «обнальщики» (участники преступных схем по обналичиванию криминального и коррупционного капитала. — Ред.) предлагали через каких-то посредников 500 тыс. долларов в месяц. Типа чтобы я их не трогал. В оперативных материалах есть прослушки их разговоров, где один говорит другому: «Трушкину бесполезно «заносить», он же честный отморозок». Потом через неких сотрудников лица, организующие незаконную миграцию, — предлагали миллионы. А я им в ответ — уголовное дело. В итоге некоторых сотрудников выгнали или посадили.
— А предателей в московской полиции много?
— При планировке мероприятий часто сталкивались с тем, что информация уходила, и много чего срывалось.
— Продавали информацию преступникам?
— Да. Ну например, большие проблемы создавал отдел по угону автотранспорта (7-й отдел МУРа. — Ред.). И не секрет, что сотрудники полиции «крышуют» преступные группы. Не мелочь всякую, а серьезные ОПГ, которые угоняют дорогие иномарки. Я выяснил, что ни одна из таких преступных групп в Москве не была задержана. Не было никаких разработок, чтобы сели все участники ОПГ. Создавалась видимость работы и задерживалась всякая мелочь. Каналы ухода машин из Москвы не выявлялись и не перекрывались, а дорогие иномарки продолжают угонять. Я по результатам проверки отдела вывел за штат несколько человек. Однако потом их без всяких проверок взяли в ГУУР (Главное управление уголовного розыска МВД. — Ред.), и они и дальше продолжают «бороться» с угонщиками. Хотя все знают, что эти сотрудники имеют связь с криминальными структурами.
— Какой, на ваш взгляд, уровень коррупции в столичной полиции?
— Большой. Вся проституция находится под сотрудниками полиции. Те же наркопритоны…
— Мне рассказывали, что вы прямо в глаза говорили некоторым руководителям, «крышующим» проституцию: «Какой ты полицейский? Ты — сутенер!»
— Я им прямо говорил, что о них думаю. Я привык работать открыто, без всяких темных схем. За это они меня… ну очень сильно любят. (Смеется.)
Поехали дальше. Давайте возьмем ситуацию с подпольными автосервисами в Московском регионе, где разбирают угнанные иномарки. 80% угнанных машин среднего класса идет под разборку. Никто эти подпольные мастерские не трогает. Понимаете: никто!
Когда я стал эти вопросы поднимать, то начальники округов стали направлять в автосервисы участковых. Типа: проведена проверка и составлен протокол. Я им говорю: «Вы что, обалдели? Проведите оперативные мероприятия и узнайте, когда приходят ворованные машины для разборки и ловите угонщиков. Проследите всю цепочку, выявите автомагазины, куда доставляются ворованные запчасти». А они смотрят на меня, как на сумасшедшего, и заявляют: «Участковые никаких нарушений не обнаружили». Это как понимать?
Еще один интересный момент: я выяснил, что в Москве функционируют порядка 15 обменных контор, где нелегально обналичивают черный нал. Целыми мешками деньги носят. Клиентов таких контор постоянно грабят со стрельбой, избиениями, были даже убийства. У преступников наблюдателями работали женщины с детьми, старики и обо всем докладывали: кто вошел с мешком и т.д. Задаю вопрос начальникам округов: «Почему никто не может прикрыть эти конторы? Давайте их уберем, преступники будут искать новые точки и, в конце концов, засветятся». А они отвечают: «Нет законных оснований закрыть эти конторы». Как это — нет? А провести нормальную оперативную работу? Я написал письмо начальнику столичного главка, но все обнальные конторы по-прежнему работают. Я считаю, что здесь коррупция — налицо. И мне известно, что за «не трогать» обнальщики предлагают полмиллиона долларов в месяц.
— А что происходит в территориальных отделах уголовного розыска?
— Я объехал много подразделений. Вывод: везде крайне низкий уровень. Сотрудники не знают самых элементарных вопросов и не работают на земле. Я уже не говорю об оперативной составляющей. Опыта никакого нет, и оперативники не пытаются его набрать. А вся работа направлена на то, чтобы в день обязательно сделать сводку. Вот они и занимаются всякими подбросами, фальсификациями. Никто не проверяет, например, как задерживаются лица с наркотиками. А я уверен: это в основном — подбросы. Либо оперативники договариваются с наркоманами, и они под контролем продают наркотики. Либо договариваются для статистики со своими знакомыми. Но с притонами никто не борется. Даже если узнают адрес притона — его не разрабатывают, лишь задерживают выходящих лиц. Потом выдают победные сводки. Вся работа идет на это.
Я был вынужден проверять каждую сводку и выяснил, что сотрудники уголовного розыска занимаются полной ерундой. Доходило до маразма: допустим, задержали гражданина за кражу кошелька. Возбуждено уголовное дело, человек посажен. Вызываю руководителя и спрашиваю: «Объясни, пожалуйста, как твои молодые сотрудники задержали карманника? Ведь карманники — это узкие специалисты и профессионалы?» А он молчит. Выясняю: вранье полное, подброс!
— А еще есть примеры?
— В одном из округов каждый месяц задерживали наркокурьера с большой партией героина. Задаю вопрос руководителю управления: «Что за талантливые люди работают в этом отделе уголовного розыска? Есть ли у них хорошая агентура, «подсветка» в этом плане, разработки по каналам доставки героина?» Получаю ответ: «Они сами там работают и в известность нас не ставят». Вызываю этих сотрудников и задаю тот же самый вопрос. А они: «Шли по улице и заметили подозрительного человека. Проверили, а у него оказался килограмм героина». Стал проверять и выясняю, что они работали с местными наркоманами и вычисляли тайники. Затем устанавливали «закладчика» (участника преступной группы, оставлявшего партию наркотика в условленном месте – Прим. ред.) и под видом якобы случайного прохожего задерживали. Я им говорю: «Так нужно было разработать всю группу наркодельцов, отработать связи и схемы. Короче, красиво сделать». А они: «А зачем заморачиваться?» И не раз так получалось. Вызываю руководителей этих оперативников, и они несут какой-то бред про доверие своим подчиненным.
В результате вообще перестали ловить наркодилеров и стали работать на «палку» и на сводку. Я тысячу раз говорил на совещаниях: «Хватит заниматься «палками» и очковтирательством! Ведь уголовный розыск совсем сгниет!» Бесполезно, как об стенку горох. Оперативники не хотят работать по-другому и не умеют — так им легче: подбросить или сфальсифицировать…
— А как идет взаимодействие между службами?
— Никто не хочет взаимодействовать, и все делят «палки» и сводки. Доходит до конкретных конфликтов. Например, по поводу того, кто первый даст сводку, и кто встанет на первое место. Но ведь важно не то, кто первый постучался в дверь или преступнику руку заломил, — мозги должны работать! Из-за этой статистики — страшная возня, которая отнимает кучу времени.
Недавно так расстреляли оперативников на Ленинградском шоссе: они ехали на задержание полностью не подготовленные, с личными травматическими пистолетами, и о самой операции их руководители узнали уже после расстрела.
Еще хочу сказать о связке «оперативник—участковый». Это — самый главный момент в системе МВД. Остальные подразделения должны оказывать помощь в информации и аналитике. А на практике оперативники и участковые стали низовыми подразделениями, на них все ездят. И при этом именно от них требуют и раскрытия преступлений, и дурацкую отчетность. Они завалены бумагами из штабов: отчетность, отчетность, отчетность… А когда работать с людьми? Как раскрывать преступления?
— Назначен новый начальник МУРа — Игорь Зиновьев. Что он за человек?
— Не знаю… (После длинной паузы) Гораздо мягче, чем я…
— 20 октября вы подали рапорт на увольнение из МУРа. Как отреагировал министр?
— Он просил остаться и предложил другую должность в системе МВД*. Я ответил: «Я не могу постоянно бороться с преступностью в собственных рядах. Моя задача – борьба с внешним криминалом».
— Жизнь с нуля начинаете, взяток-то не брали?
— Почти с нуля. Хотя у меня и есть предложения по работе. Но в госструктуры я больше не пойду. Хочу отдохнуть и пожить для семьи. Наконец-то стал высыпаться.
— Сдались, значит?
— С какого перепугу? Никто не сдавался. Просто в этих условиях мои знания и опыт не нужны. Сейчас сотрудники хорошо работать и защищать народ просто не хотят. Они привыкли обманывать, заниматься подтасовками. А я так не умею…
Сергей Канев, криминальный репортер

http://digest.subscribe.ru/economics/society/n1415852345.html